"Манмаси" - "люди пещер"

В конце 80-х годов в поисках Потерянных колен раввин Элиягу Авихайл и американский историк Хилель Халкин в индийских штатах Мизорам и Манипур обнаружили христианизированное племя, имевшее отчетливую связь с еврейством в фольклоре и ритуалах. Племя называло себя Бней-Менаше, соседние с ним народы - Шинлунь или "Ли-Си", - то есть ..."Десять колен". Все это поражало воображение, но оставляло многочисленные вопросы.
Действительно ли племена Шинлунь происходят от евреев?
Шинлунь называют себя "дети Манмаси", и можно легко обнаружить связь между словами "Манмаси" и "Менаше". "Дети Манмаси" – в переводе означает Бней-Менаше.
В молитвах упоминались также слова "Улям" и "Гелед". Оба слова постоянно присутствуют в Книге Хроник Менаше, а "Гелед" выглядит как производная от "Гилад" – места, где жило колено Менаше.
В их песенном фольклоре есть баллада о переходе Красного моря:
"Мы должны помнить о празднике Песах
Потому что мы перешли Красное море по сухой земле
Ночью мы шли с огнем
И днем – с облаком
Враги преследовали нас на колесницах
И море поглотило их
И стали они пищей для рыб
И когда нас мучила жажда
Мы получили воду из камня».
Священнослужителей Шинлунь зовут ...Аарон. В обиходе его называют "тьям-пу" (или "сьям-пу"), что в переводе означает "коэн". Эти священнослужители имеют огромное влияние, и сан их передется исключительно по наследству, как у левитов. Священник (и жрец одновременно) благословлял новорожденных, сочетал браком молодые пары, отправлял в последний путь умерших и при этом приносил жертвоприношения, как требовала древняя традиция.
В случае, если кто-то из племени заболевает, священник приносит жертву (овцу или козу), и смазывает ее кровью ухо, спину и ноги больного. То есть выполняет обряд, описанный в Торе (Левит, 14-14).
У Шинлунь есть также обряд излечения от проказы, при котором священник приносит в жертву птицу в открытом поле, то есть так, как это практиковалось у древних евреев. Как и предписано в ТАНАХе в случае смерти старшего брата младший брат должен жениться на его вдове.
Что заставило Бней-Менаше искать убежище в джунглях Индокитая? Предания гласят, что Бней-Менаше долгое время были в плену у "северного народа" (китайцев?), бежали, скрывались в пещерах, за что и получили прозвище "люди пещер", а потом перебрались в малообжитые районы Бирмы. Произошло это приблизительно в XVIII веке н.э.
Халкин полагает, что за тысячелетия кочевий по Юго-Восточной Азии еврейские колена смешались с местными племенами и приобрели их внешние отличительные особенности.
Сознавали ли Шинлунь свое еврейство? По-видимому, да, но только избранные из них, старейшины племен, которые передавали свои знания из поколения в поколение. Христианство они приняли в той "упаковке" миссионеров – не как новое учение, а как воплощение собственных представлений.
Какова численность Шинлунь? Сказать трудно – предположительно 350 тысяч. В Мизораме и Манипуре еврейский образ жизни ведут около пяти тысяч человек.

Ключ, лук и две головы...

Возвращение к иудаизму Шинлунь произошло мистическим образом и без всякого влияния из-вне. К концу XIX века они были уже около сотни лет как христианизированы. Не поддерживали они контактов с еврейским миром.
В 1954 году житель маленькой деревни в Мизораме рассказал священнику, что его жене было видение о возвращении в "дом Израиля". Во сне присутствовали ключи, лук и две головы. Признание простого крестьянина наделало переполох в общине. Старейшины решили, что ключи должны означать возвращение в страну Израиля, лук традиционно ассоциировался с Торой, две головы – с коленами Эфраима и Менаше.
Растерянные патриархи Шинлунь направили своих посланников в еврейскую общину Бомбея, и тут выяснилось, что потомки Менаше соблюдают не еврейские праздники, не еврейский день отдыха и верят "не в того Бога". За десять лет до появления раввина Авихайля в Мизораме и Манипуре начала формироваться еврейская община.
Раввин Авихайл и Хилель Халкин ускорили процесс возвращения Шинлунь в лоно иудаизма. В Мизораме был создан еврейский центр – с синагогой и изданием, где переводились и выпускались книги на мицо – языке местных жителей: мицо-англо-ивритские словари, молитвенники и описания еврейских праздников. Все больше людей Шинлунь проявляли репатрироваться в Израиль.
Однако путь на родину был долог. Бней-Менаше не признавались официально евреями и потому были лишены права на репатриацию в Израиль. Авихайлю предстояло не только разбудить у Шинлунь интерес к еврейству, но и убедить их пройти гиюр по всем правилам ортодоксального иудаизма.
Авихайль обратился за помощью к раввинам Израиля и к поселенческому совету Иудеи, Самарии и Газы и убедил их создать для Бней-Менаше курсы по изучению иврита и "ульпаны гиюра". Поселенческий совет с энтузиазмом подхватил идею Авихайля, и вскоре на "территориях" – в Кирьят-Арбе, Шавей-Шомрон возле Нетании и другие поселения - начали прибывать первые группы "индусов".
Они поражали израильтян своей скромностью, нетребовательностью и приветливостью. Многое им было чуждо, но никто из них не подвергал сомнению собственное еврейство.
"В них очень много желания быть полноценными евреями и жить в Израиле», – говорит директор отдела абсорбции местного поселенческого совета Барух Лиор.
С ним согласна и Ривка Бонди, куратор центра абсорбции Шавей-Шомрон: "Они верят, что это – их путь, а возникающие проблемы воспринимают как неприятные издержки на этом пути, как нечто естественное и неизбежное".

Встреча с Израилем 

В "ульпане" Шавей-Шомрон учится около двадцати человек. Пожилая пара из США – и Бней-Менаше. Нескольким мужчинам за сорок, остальные – молодежь.
Внешне они похожи на жителей Индокитая: невысокие, смуглая кожа, скулы, узкие глаза.
"Я знаю, как им трудно, – сказал о своих собратьях Михаэль, живущий в поселении с начала 90-х годов. – Больше всего меня удивляло, что столь многие израильтяне считают себя евреями, хотя далеки от еврейства и никаких еврейских законов не соблюдают. Все это так разнилось с моими представлениями. Я был выбит из колеи, упал, смог подняться. Теперь уже привык".
Трудно сказать, чего больше во внешней неприхотливости и улыбчивости Бней-Менаше: убежденности в своей правоте или природной мягкости и сдержанности, свойственного жителям Индостана.
"Некоторые из тех, что проходили гиюр вместе со мной, говорили, что не понимают, чего от них хотят, плакали. Мне помогло то, что раввин, у которого я учился, считался с нашим образом мыслей. Он не навязывал нам своих взглядов, а убеждал".
Для Михаэля, как и его соотечественников, было очень важно, что их поселили в Иудее и Самарии, среди природы, а не в крупных городах. "Для нас природа – часть жизни, и я хотел бы остаться здесь", – говорит Михаэль.
За десять лет он успел отслужить в армии, пройти курс по техническому обслуживанию компьютеров. Побывал у себя на родине, привез родителей. Воспоминания о прошлой жизни вызывают скорее умиление, а не ностальгию.
Отношения между людьми в его селении видятся ему патриархальными, но в то же время искренними и беззлобными. А представления и вера – хотя и наивными, даже полудетскими, но лишенными налета искусственности, изощренности и нетерпимости, который придала им цивилизация.

"Люди гор" и "люди долины"

В Мизораме, восточной индийской провинции на границе с Бирмой, Михаэль принадлежал к "людям гор". Внизу, в Манипуре, жили "люди долины", с которыми они почти не общались.
Михаэль родился в семье, которая к этому времени уже считала себя еврейской. Таковых было меньшинство. Большинство "людей гор" в Мизораме формально считались христианами, что, впрочем, не мешало им соблюдать языческие обряды, в которые причудливо вплетались еврейские мотивы.
Михаэль знает, что у "людей долины" в Манипуре испокон веков был заповедный день, в который было строжайше запрещено что-либо делать из обыденных дел. Со временем этим днем стало воскресенье. Хороня близких, они выжигали землю и освящали ее – именно так, как предписывает Тора.
У "людей гор" в Мизораме эти обычаи приняты не были. Зато у них был главный праздник, во время которого не разрешалось есть обычный рис – главный продукт в тех местах. Вместо этого брался особый сорт риса, не употребляемый в повседневной жизни. Его особым образом измельчали, а потом пекли тонкие-тонкие лепешки. Цаванкут – так называли здесь этот праздник, и начинался он весной. Ни у кого из соседних народов, и даже у "людей долины", такого праздника не было.
Был и еще один обычай. Над мальчиком, на восьмой день после рождения, совершали странный ритуал – его ухо прокалывали. Михаэль понял смысл этого акта, когда узнал об обряде обрезания у евреев. "У племени не было возможности совершать обрезание новорожденных, и этому обряду нашли символическую замену", – говорит он.
В Манипуре, у "людей долины", жрецов не было – они более христианизированы и находятся скорее под влиянием индийских традиций.

 

Михаэль Менаше (ФОТО АВТОРА)
У Михаэля не было ни малейших сомнений в том, что он, как и все его племя, принадлежит к евреям. Когда он родился ("это было в начале 70-х годов – у нас не было документов, и точные даты никого не интересовали"), ему, так же как и другим мальчикам в Мизораме, прокололи ухо. В то время здесь еще не было ни синагоги, ни еврейского центра. Первая синагога появилась, когда Михаэлю было шесть-семь лет.
Михаэль помнит, что его отец обожал историю и много ему рассказывал. Рассказы были связаны в основном с евреями, их праотцами и Торой. Когда он подрос, отец отправил его в синагогу "работать хазаном". Здесь впервые возникла мысль о поездке в Израиль и, возможно, о репатриации.
К этому времени процесс перехода в иудаизм становился все более интенсивным. Это не был резкий и болезненный разрыв с уже укоренившимся квазихристианским укладом.
Сперва семья, начавшая возвращение к еврейству, переносила выходной день с воскресенья на субботу и начинала соблюдать еврейские праздники. При этом она могла не отказываться от праздников христианских, и все эти традиции вполне благополучно уживались друг с другом. Более того, считая себя евреями, Бней-Менаше продолжали верить в Христа и читали Новый Завет.
Многие на этом промежуточном этапе так и остались – и этот дуализм не считался ни постыдным, ни странным.
Другие все же на своем пути к еврейству продвигались дальше и, в конце концов, полностью освобождались от христианских обрядов.
Недоброжелательства, а тем более дискриминации Михаэль не помнит.
"И дети, и взрослые спорили друг с другом, но драк, насилия никогда не было. Хотя мы не были такими уж мирными и терпимыми. В отношении других народов, окружавших нас, все было иначе. Но друг к другу мы относились по-братски", – вспоминает Михаэль. Если ссоры все же случались, то главы кланов старались примирить ссорящихся за традиционной восточной трапезой.
В "богословских спорах", говорит Михаэль, обе стороны не проявляли особого рвения, да и сами споры были детскими и наивными.
"Представления наших людей отличались необычайной конкретностью. Бог был для нас огромным бородатым стариком, мы верили, что раз в неделю он отдыхает где-то "там", на небе. Просто одни считали, что он это делает в субботу, а другие – что в воскресенье. В этом была вся разница", – улыбается Михаэль.
Потребовалось время, чтобы стереть из сознания прежние образы, и наполнить имя Бога новым смыслом. Когда в двадцать два года Михаэль приехал в Израиль, его представления об иудаизме все еще оставались смутными и расплывчатыми. Единственное, что Михаэль твердо ощущал и в чем ни минуты не сомневался, – он приехал сюда не как гость и не как турист. Он приехал сюда как человек, который был лишен когда-то наследства, и теперь имеет все права на его обретение.
Он рад, что живет в небольшом поселении, а еще более, что поселение это находится на земле некогда принадлежащей племени Менаше. "Лучше бы назвать наше поселение не Шавей-Шомрон, а Шавей-Менаше ("Возвращающиеся в Менаше")", – улыбается Михаэль Менаше.
Здесь, в Шавей-Шомроне, есть нечто, что наполняет его уверенностью и спокойствием. Это место, маленькое поселение между гнездами террора – Калькилией и Шхемом, – его дом. Дом, в который он вернулся со своими собратьями из Мизорама после почти трех тысяч лет скитаний, – дом колена Менаше.