- Как теория игр связана с политикой и государственными конфликтами?
- Теория игр – это анализ стратегии в отношениях двух взаимодействующих сторон. Эти взаимоотношения могут проявляться в самых разных качествах (от сотрудничества до конфликта) и в самых разных сферах: от шахмат до бизнеса и войн между государствами. Однако модель остается всегда одна и та же. Существует набор правил, которые определяют развитие конфликта при столкновении двух систем. Существует также набор определенных приемов, необходимых для того, чтобы побудить соперника, врага, конкурента принять твою позицию. Можно взять самые разные конфликты – от локальных до глобальных - и вы убедитесь, что модели, по которым строится противостояние, одни и те же. Религия, идеология, национальный характер и т.п. имеют вторичное значение.
- Вы писали, что «война не иррациональна». Но в основе большинства конфликтов, от религиозных войн в средневековье и кончая современностью, лежат именно иррациональные побуждения.
- Когда я говорю о рациональном характере любого конфликта, то имею в виду не побуждения, а методы достижения цели. Цель может быть совершенно иррациональна, самой безобидной или самой чудовищной. Некто может хотеть танцевать сутки напролет, а некто может мечтать о том, чтобы сбросить всех евреев в море. Но и тот, и другой неизбежно будут завесить от партнера, конкурента или врага, и вести себя будут вполне рационально – так, чтобы добиться максимума, подвергая себя наименьшему риску. В ситуации, когда «шахиды» хотят уничтожить евреев, все зависит от того, насколько сами евреи соглашаются с их желанием. От реакции евреев и их способов противодействия будет зависеть и поведение «шахидов». Если абстрагироваться от эмоций, идеологии и политики, то это игра, и в игре есть свои правила.
- Они достигают своей цели?
- Несомненно! Эвакуация поселений из Газы была прямым следствием кошмарных терактов с применением смертников. Отступив, мы показали, что методы, используемые ими, эффективны. Когда мы освобождаем сотни террористов на останки двух солдат, мы даем стимул к новым похищениям. Если мы освободим Гилада Шалита за тысячу террористов, среди которых организаторы самых кровопролитных терактов, то тем самым дадим стимул и дальше похищать военнослужащих. Они навязывают нам свои правила игры, мы принимаем их. (Тот, у кого возникнет искушение обвинить Исраэля Аумана в жестокосердии, напомним: его сын, Шломо, погиб в 1982 году на Ливанской войне, в бою под Султан Якубом – прим. автора).

- Вы считаете, что миротворчество ведет к войне? Тогда оно в принципе становится бессмысленным.
- Не всегда. Но надо отчетливо понимать цели своих противников. Если его цель – разрешить конфликт, то оно полезно и целесообразно. Но если цель противника в агрессии и захвате, миротворчество становится опасным и вредным. Ни Наполеон, ни Гитлер не были заинтересованы в мире со своими соседями, и потому попытки умиротворить их приводили к обратному результату. Во второй мировой войне Гитлер виновен не больше, чем Чемберлен, который объявил своим согражданам после Мюнхена, что привез мир и верил в это. Это создало у Гитлера убеждение, что Англия отказывается воевать. Парадокс в том, что на первых этапах он боялся прямого столкновения с Англией и Францией, и вторгся в Польшу только тогда, когда убедился, что не встретит сопротивления. Когда агрессор видит, что его методы работают, он продолжает им следовать и выдвигает все новые и новые требования. Если агрессор встречает решительное сопротивление, пересматривает подход. Пацифизм ведет к войне, так как страна, где он становится идеологией, начинает играть по правилам агрессора. Это то, что происходит с Израилем.
- Как объяснить, то, что чем больше мы отступаем, тем большему давлению мы подвергаемся со стороны остального мира?
- Это закономерно. Международное сообщество – третий игрок. Третий игрок, как правило, всегда заинтересован, чтобы отвести от себя агрессию и направить ее в удобное для себя русло. Поскольку арабы выступают в качестве наступающей стороны, окружающий мир доволен, что есть постоянный объект, который становится жертвой их агрессии. Поэтому бессмысленно надеется на понимание и сочувствие. Мир уже забыл, что мы ушли из Газы. Мир не желает замечать ракетные обстрелы. Мир видят только то, что желает видеть: палестинцы пострадали во время операции Литой свинец».
- Насколько вообще можно достичь мира с арабами, учитывая различие в ценностях и мировоззрении?
- С арабами можно сосуществовать, если они осознают, что война, террор и насилие будут иметь для них последствия более тяжелые, чем для нас. Скажем, мечтая уничтожить нас, они должны отдавать себе отчет, что это приведет к плачевным для них результатам. По принципу «повторяющих игр», длительное взаимодействие даже в конфликте создает баланс сил, который открывает возможность сотрудничества. Если сторона чувствует опасность «наказания» за те или иные экстремальные шаги, она откажется от него и предпочтет статус-кво. И именно это-то и сделает мир реальным. Причем, дело не только в текущем конфликте.

 

(Википедия)
Мы смирились с тем, что палестинцы - это по определению арабы. Но на самом деле, подлинные палестинцы – это евреи. В Иерусалиме в 1912 году евреи составляли две трети населения (64%). Большинство остальных – христиане. Палестина никогда не была арабской. В Газе в конце 17-го века жило около 500 человек, из них половина были евреев, а оставшиеся - христиане. Евреев погромами изгнали из Хеврона и многих других мест в 20-е годы, а затем с 1948 по 67 год. Но это не значит, мы нас там не было. И то, что мы забыли об этом базисном моменте – ужасная ошибка! Мы подрываем наше право на эту землю.
- Как тогда объяснить, что мы упорно повторяем одни и те же ошибки?
- Вот это, действительно, иррациональное поведение. Я думаю, причина коренится в отсутствии мотивации. Люди не понимают, зачем они здесь, каковы их высшие цели, идеалы. Еврейское государство для них пустой звук. Но зачем тогда нужны жертвы? Для достижения мира нужно терпение. У нас терпения нет, у арабов есть. Удивительно, что «русские» обладают чувством реальности, которой не достает коренному населению. Их горький опыт и образование говорит им, что одного желания не достаточно, чтобы превратить мечту в реальность. Они знают римскую формулу: «Хочешь мира – готовься к войне».