Идея всемирного заговора укоренилась в европейском сознании задолго до мифов о масонах и "Протоколов сионских мудрецов". Плод языческих суеверий и христианского дуализма – образ затаившегося, подлого и хитрого врага неотступно преследовал Европу еще на заре ее цивилизации. Конкретный ум с трудом воспринимал библейские аллегории, воображение наделяло растворенное в мире зло чудовищными обличьями. Коварные гномы из кельтских и германских преданий по-прежнему скрывались в непроходимых чащобах и топях, но они все меньше походили на сварливых и докучливых соседей, и все больше – на бесов с полотен Иеронима Босха. И уже не душа человеческая, но "тело Христово" – церковь и освященные Богом престолы – стали объектом вожделений змия-искусителя, а сам он из падшего ангела превратился в оборотня, улавливающего в свои сети добрых христиан. Европейцы не стремились обуздать дьявола в собственной душе, как учили первые апостолы, но упрямо пытались распознать его в других существах: черных кошках, летучих мышах, прокаженных, юродивых, ведьмах и колдунах. А затем – и в целых группах людей.
Жертвами христианских фобий становились все, кто хоть сколько-нибудь выделялся из привычного окружения. Сперва, в XIV веке, – тамплиеры, за ними – плоть от плоти средневекового католического мира – иезуиты. Не было такого злодеяния, гнусности и интриги, которых молва не приписывала бы Ордену Иисуса. Она утверждала, что изощренность и жадность иезуитов не знают границ. Что, подобно домовым и нечистой силе, они обитают в темных дворах, заброшенных зданиях и мрачных трущобах. Что совращают слабых, подкупают корыстолюбивых, колдовством и наветами подчиняют себе благородных. Плетут заговоры и организуют убийства.
Их обвиняли в гибели французского короля Генриха III, Генриха IV Наваррского и Вильяма Молчаливого в Англии, их обвиняли в Пороховом заговоре в Англии, резне гугенотов ("Варфоломеевская ночь"), в заговорах против отцов церкви, переворотах и народных волнениях. И это еще далеко не все. Критики Ордена – начиная от инквизиции и кончая либералами – верили, что за внешними атрибутами иезуитов скрывается зловещая секта, возглавляемая "черным папой" и ставящая себе целью попрание божественных и земных законов. Секта эта якобы открыта только для "посвященных" – не имеющих никакого отношения ни к духовенству, ни к христианству вообще.
Но когда Орден был запрещен, его миссии, церкви и семинарии закрыты, проповедники арестованы и подвергнуты пыткам, а документы конфискованы, врагов ждало разочарование. В найденных материалах не нашлось ничего, что хотя бы намеком указывало на существование секретных предписаний, зловещих ритуалов, касты посвященных, на замышляемые или уже совершенные убийства. Однако миф не рухнул – он продолжал разбухать и обрастать новыми домыслами. Даже в просвещенном XIX веке иезуитов по-прежнему винили во всех пороках и преступлениях. Они будто бы приложили руку к франко-прусской войне. Организовали панамскую аферу. Спровоцировали "дело Дрейфуса".
О них забыли лишь для того, чтобы переключиться на новых "извергов человечества" – масонов, а затем евреев. От прежних обвинений остались лишь упреки в "обезличенности", "творческом параличе", "аморальности", корыстных манипуляциях и бесплодных для души схоластических ухищрениях.
Возможно, характеристики эти были частично справедливы. Но они не могли объяснить главного – феномен возвышения Ордена. Чтобы приостановить в критический для Ватикана момент натиск Реформации и раздвинуть далеко за пределы Европы границы католического мира, не прибегая к насильственному крещению, требовались совершенно иные качества, нежели столь характерные для той эпохи слепая вера и макиавеллиевское коварство...

 

 

Испанский идальго Игнатий Лойола вспомнил о Боге, находясь на смертном одре. Тяжело раненный на поле боя, всю жизнь проведший в развлечениях, военных походах, дуэлях и любовных утехах, он находился в бессознательном состоянии, когда услышал Голос. Голос призывал его отказаться от мирской суеты и посвятить себя защите святой церкви, которой угрожали сонмы врагов извне и еретики изнутри. После этого с Лойолой произошло чудо. Вопреки всем ожиданиям он начал выздоравливать и вскоре мог бы вернуться к мирским радостям. Однако теперь светская жизнь не влекла Лойолу. Забросив плотские наслаждения, он весь отдался жажде духовного совершенства.
Азы религиозной учености он приобрел в университете Алкала, оттуда перебрался в Саламанку, где тоже находился знаменитый университет, а затем направился в Париж. Здесь он собрал вокруг себя группу единомышленников, так же как и он стремившихся к знаниям и праведности и давших обет бедности и благочестия. Эта небольшая группа и стала ядром организации, устрашавшей впоследствии не одно поколение врагов католической церкви.
В сентябре 1540 года Лойола вместе со своими приверженцами предстал перед папой Павлом III и попросил благословить его на создание нового ордена, способного внести свою лепту в защиту Святого престола. Благословение было получено. Новая организация называлась Обществом Иисуса. Термин "иезуиты" возник спустя несколько лет и был употреблен одним из критиков Ордена. Тем не менее Лойоле он пришелся по вкусу и "иезуитами" стали называть себя уже сами члены нового Ордена. Сразу после создания Общества Иисуса Лойола приступил к подготовке Конституции своей организации, которая с момента ее написания и одобрения Ватиканом не претерпевала изменений.
...Время, предшествовавшее возникновению Общества, было едва ли не самым трудным периодом за тысячелетнюю историю римско-католической церкви. Великие географические открытия подорвали традиционные концепции мироздания. Поставленная на поток продажа индульгенций вызвала среди верующих смятение и недовольство, переросшие в Реформацию. Османское наступление на юго-востоке создало непосредственную угрозу для Ватикана. Священная Римская Империя, и до того являвшая собой шаткое и рыхлое образование, распадалась на глазах. Инквизиция плодила пыточные камеры и устраивала показательные сожжения еретиков, но страх, как всегда бывает в таких случаях, порождал не религиозное рвение, а ненависть и тайное сопротивление. Прежние монашеские ордена, проповедовавшие милосердие, бедность и смирение, превратились в оплоты распущенности и стяжательства. Они лишь отвращали паству от церкви и не прибавляли ей новых адептов.
Откровение, полученное Лойолой, вселило в него веру в свою исключительность. Он видел себя человеком, наделенным божественной миссией спасения погибающей под давлением врагов церкви. Организация, созданная им, должна была стать своего рода "сorps d'elite" ("элитным подразделением") Ватикана – с военной структурой, всемирной разветвленностью и миссионерским духом апостольской церкви.
Культ дисциплины, слепого подчинения командиру и рыцарства, царивший в испанской армии и сделавший ее на долгое время самой сильной на континенте, Игнатий Лойола перенес в свой религиозный орден. Девиз идальго, приносящего королю клятву верности: "Не отвечать и не спрашивать, но идти вперед или умереть", – стал девизом Общества. Испания времен Реконкисты не знала компромиссов с честью и верой, а Орден Иисуса был сколком с Испании. Добродетель не может позволить себе отступить ни при каких обстоятельствах! Отныне это касалось не только кастильских и арагонских дворян, но и иезуитов.
Создание "сorps d'elite" требовало особой подготовки.
Прежде, чтобы вступить в действующие католические ордена, достаточно было года примерного послушания. Лойола увеличил этот срок вдвое. После двухлетнего стажа новобранцу предстояло пройти экзамен на зрелость. Если он выдерживал его, то получал разрешение дать обет верности – правда, на этой стадии лишь "простой обет". Но и после этого глава Ордена мог в любой момент отчислить "рекрута", если его качества и способность к безукоризненному подчинению вызывали сомнения. Полное членство новобранец получал лишь после второго срока посвящения, продолжавшегося еще год. Лишь тогда ему разрешалось дать "торжественную клятву" верности Святому престолу и готовности пойти во имя церкви на любые испытания и лишения.
Новый член Ордена становился монахом в миру – "схоластиком" – и присоединялся к своим товарищам "на поле боя". "Схоластик" мог занимать любую светскую должность – состоять при дворе, служить капелланом в армии, выполнять поручения государственных особ. Но лишь до тех пор, пока его деятельность не шла вразрез с интересами Ордена. Не только свободы выбора, но и права желать "схоластик" был лишен. Малейшее нарушение дисциплины каралось отчислением из Ордена.
Чтобы подняться на третью ступень и стать священником-"коадъютором", "схоластику" предстояло проучиться 12 лет – пройти трехлетний курс теологии, выучить несколько языков, узнать историю, географию и культуру разных народов. Теперь он был готов к наиболее ответственной деятельности – работе с молодыми людьми и миссионерству в странах за пределами христианского мира. Четвертую и высшую степень посвящения составляли "профессы", дававшие обет верности самому Папе Римскому. Возглавлял орден Генерал, избираемый пожизненно и пользовавшийся непререкаемым авторитетом.
Вполне возможно, что именно закрытость Ордена и его полувоенная структура породили вымысел о "тайной секте" внутри Общества во главе с "черным папой". На протяжении двух столетий в Европе то здесь, то там появлялись люди, утверждавшие, будто проникли в "тайну иезуитов". Поляк Иеремия Захаровский, вступивший в свое время в Орден, а затем отчисленный из него, – самый известный из них. Брошюра, изданная им в Кракове, называлась "Монита секрета" и являла собой, как утверждал Захаровский, свод тайных предписаний иезуитов по установлению власти над миром, предназначенный только для "особо посвященных". Позднее выяснилось, что "Монита секрета" не более близка к реальности, чем сфабрикованные через несколько веков "Протоколы сионских мудрецов". Захаровский утверждал, что перевел свою книгу с испанского. Однако оригинала попросту не существовало. Прочие фальсификации были еще более примитивными.
Лойола, по вполне понятным причинам, не хотел привлекать внима-ние к устройству Общества и методам его работы не только "еретиков", но и старых орденов, ревниво относившихся к усилению иезуитов. Кроме того, у него была еще одна причина не допускать, чтобы Конституция попала в чужие руки. Причина эта – особая мистическая атмосфера, подобной которой не было ни у одного другого католического учреждения ни до, ни после создания Общества. Атмосфера, ставшая основой уникальной психологической стойкости и жертвенности членов Ордена.

 

 

(Википедия)                           

Лойола понимал: ни великолепная организация, ни жесткая дисциплина не в состоянии полностью подчинить себе человеческую природу. Вера и воля могут творить чудеса, но вера подтачивается сомнениями, а эгоизм ослабляет волю. Как преодолеть присущие душе пороки и сделать ее неуязвимой для страхов, лености, гордыни и неудовлетворенных желаний? Генерал верил, что нашел ответ на этот вопрос. Силой, способной противостоять несовершенству человека и окружающего его мира, были духовные упражнения, разработанные Лойолой на основании собственного мистического опыта.
Получив откровение и желая укрепить веру, Лойола отправился в Палестину. Он путешествовал по местам, где ходил Иисус, и жил отшельником в пещерах, впитывая дух Святой Земли. В своем воображении он переживал все, что испытал Иисус, и это перевоплощение порой бывало столь успешным, что Лойола, по его словам, видел самого себя искушаемым дьяволом, предаваемым сподвижниками и распинаемым на кресте. Ощущения эти – и благодати, и мук – обретали такую остроту, по сравнению с которой все тяготы бытия и плотские желания казались не чувствительнее комариных укусов.
В Париже, создавая Орден, Лойола решил использовать собственный эзотерический опыт для создания системы психологической подготовки будущих священников. Иезуиты, как и сам он в свое время, должны были выработать в себе такое умение концентрироваться на образе Христа, чтобы представить себе его чувства и мысли, живи он в настоящую эпоху. Представить – и перенести на себя. Те, кому это удавалось, по замыслу Лойолы, переставали быть заложниками страхов и влечений. И, напротив, люди, не способные к самопогружению и медитации, не могли стать членами Ордена, как бы они ни были дисциплинированны и каким бы искренним и страстным не было их служение церкви. Полное отождествление с Христом и стало причиной названия Ордена – Общество Иисуса.
Духовные упражнения должны были выполняться постоянно. Обладатели высоких ступеней уединялись для медитирования на восемь дней в году, от новичков требовались усилия куда более длительные. По крайней мере дважды в год, по месяцу, им надлежало посвящать себя укреплению духа и выработке способности к внутреннему видению.
Упражнения различались по сложности и были направлены на то, чтобы подчинить все сферы духовной жизни безоглядному служению. Во время одной из медитаций, "Два стандарта", иезуиты погружались в мир соблазнов. Подобно Иисусу на Горе Искушения, они предавали себя в руки сатаны, чьи подношения отвечали самым их сокровенным желаниям. Властолюбцы должны были пережить упоение славой и преклонение толпы. Неравнодушным к материальным благам предстояло представить себя обладателями сказочных сокровищ, окруженными слугами и ослепительной роскошью. Любителей любовных утех ждали чувственные наслаждения, возносившие их на вершину блаженства. На пике своих желаний медитирующие должны были увидеть в себе Иисуса, отвергающего дьявольские соблазны, и в гневе разрушить воздушные замки, возведенные собственным воображением. Раз за разом побеждая в этом виртуальном поединке, они искореняли из души низменные желания. Такой же метод применялся для преодоления страхов смерти, боли и унижения. Мысленное прохождение через муки, перенесенные Христом, готовило иезуитов к неизбежным страданиям – более того, наполняло их ожиданием страданий как высшей награды за приближение к святости. Отождествление себя с Христом в момент его распятия бывало настолько ярким, что иногда у иезуитов начинали кровоточить ступни и ладони – словно туда были вбиты гвозди.
Другое упражнение – "Царство Христово" – укрепляло веру членов Ордена в свое божественное предназначение и дар убеждения. Воображая себя, подобно Иисусу, в кругу язычников или неверующих, члены Общества должны были проявить такую страстную убежденность в своей правоте, которая растопила бы предрассудки, скептицизм и привычные верования. Словам и образам предстояло рождаться самим собой. Не проповедник – сам Иисус взывал от имени иезуита к душам неверующих и сомневающихся.

 

 

Для Хуана Мануэля Мартина-Морено, главы Библейского института в Иерусалиме, духовные упражнения стали путем к Богу и к иезуитам. Уроженец небольшого городка в Испании, Морено вырос в строгой католической семье, но был чужд религиозного рвения и собирался получить светское образование. Переворот в его душе произошел после знакомства с монахами Ордена.
"Рядом с нашей школой находилась церковь иезуитов. Однажды во время летних каникул они предложили нам пройти пятидневные духовные упражнения, и мы согласились. Больше из любопытства. После завершения этих пяти дней я почувствовал, что пережил нечто такое, от чего уже не могу отказаться", – вспоминает Морено.
Прошло некоторое время, и Морено понял: Бог указал ему путь, он должен присоединиться к иезуитам. "Родители не отговаривали меня, только просили подождать еще год, чтобы избежать непродуманного шага. Я согласился с их просьбой, но этот год ничего не изменил". Последующие два года почти полностью были посвящены духовным упражнениям в монастыре Ордена. Морено, как и его собратья по вере, стал монахом, хотя и продолжал вести мирскую жизнь. "У нас не могло быть имущества, нам были запрещены отношения с женщинами, женитьба. Мы полностью подчиняемся приказам из Ватикана, и так будет до конца жизни. Мы не принадлежим себе, и надо было осознать это раз и навсегда".
После отшельничества в монастыре началась учеба: языки, философия, гражданские дисциплины. Морено окончил исторический факультет в Мадридском университете, затем – курс теологии в Дублине. И только после этого началось служение – миссия в Перу. Вернувшись по решению Ордена в Испанию, Морено был почти сразу отправлен с новой миссией в Израиль. Здесь он преподает в Библейском институте уже семь лет. Недавно он побывал в Испании, перенес операцию на сердце и снова вернулся в Иерусалим. "Проблема в том, что, в отличие от европейских стран, в Израиле у нас нет медицинской страховки. С больным сердцем это не очень хорошо. Но я смогу вернуться в Испанию только когда решение об этом будет принято Орденом", – говорит он.
Мы беседуем в маленькой комнатке спрятанного за высокой каменной стеной и утопающего в зелени здания на улочке, ведущей к Старому городу. Построенный в 1926 году по решению Папы Римского Библейский институт, учебный центр Ватикана, – приземистое невыразительное здание. Кажется, его строители постарались сделать все, чтобы оно – и снаружи, и изнутри – выглядело как можно более незаметным. Ни изысканности, ни претенциозности, ни украшений, столь любимых католиками. Комнаты больше похожи на студенческое общежитие, нежели на принадлежащий Ватикану колледж.
Беседа идет на иврите. Морено знает восемь языков, но признаётся, что иврит дался ему с наибольшими усилиями: "С годами постигать новые языки становится все труднее".
Тем не менее его знания иврита достаточно не только для того, чтобы вести непринужденную беседу, но и чтобы читать лекции. С лекциями Морено выступает в Еврейском университете – по договоренности с ректоратом ведет курс по Библии и истории раннего христианства. Как относится администрация университета к лекциям католического священника – и не просто священника, но иезуита? "Нет проблем. Еврейские лекторы выступают у нас, мы ведем курсы у них. Есть религиозный подход, а есть научный. Мы придерживаемся только научного подхода".
Морено не испытывает никаких комплексов в отношениях с евреями. "Я знаю, что само слово "иезуит" ассоциируется с пытками, кострами и доносами. Но это – миф. За инквизицией стояли доминиканцы, а не иезуиты. Лойола сам пострадал от инквизиции. Кроме того, у него совершенно не было враждебности к евреям. Напротив, встав на путь веры, он часто говорил, что хотел бы быть евреем, так как это святой народ. Ведь только из святого народа мог выйти Иисус. Иезуиты никогда не вели работу среди евреев. Мы проповедовали среди всех народов – кроме евреев. Мы не пересекались".
В институте, где он преподает, учится всего 25 человек. Из разных стран и разных национальностей. В том числе и еврей из ЮАР. "Мы отдавали предпочтение евреям из-за их интеллекта и мудрости. Почти никто не знает об этом, но вторым Генералом после смерти Лойолы стал его ближайший ученик – крещеный еврей Яков Лайнес". Правда, признает Морено, в дальнейшем руководство Ордена не выбирало евреев в качестве руководителей...
Дискомфорт Морено испытывает скорее не среди евреев, а среди братьев по вере – представителей других орденов. Прежде всего францисканцев, официальных хранителей святых мест католической церкви в Израиле. В чем причина раздора, он, впрочем, не поясняет. "У нас нет полного взаимопонимания", – лаконично говорит Морено. Поскольку, однако, францисканцы имеют неограниченные полномочия в Святой Земле, "отсутствие взаимопонимания" бьет прежде всего по интересам Морено. Ведь он – единственный здесь представитель Общества. По завершении учебы его студенты становятся священниками, но не иезуитами.
При этом – не напрямую, но достаточно ясно – Морено дает понять: то обстоятельство, что Ватикан передал свой образовательный центр в Святой Земле в ведение иезуитов, – свидетельство высокого авторитета Общества в глазах Святого престола. Впрочем, гордость перемежается с горечью: иезуиты пользуются в Ватикане уважением, но не любовью. А Орден, в свою очередь, не ждет от сюзерена похвал в свой адрес. Между Ватиканом и Обществом Иисуса сложились особые отношения – отношения "заклятых друзей". На протяжении двух столетий иезуиты были верными слугами церкви, но поплатились именно за свое рвение. "Мы были бескомпромиссны во всем, что касалось сути учения, но часто пренебрегали внешними формами и текущими политическими интересами. Нам этого не простили, – усмехается Морено. – Сейчас раны уже зажили, но шрамы остались".

 

 

Менее чем за полвека с момента своего возникновения никому дотоле не известный орден добился уникальных успехов. Иезуиты остановили распространение протестантизма и начали контрреформацию. Их усилиями было восстановлено влияние католической церкви в Австрии и нескольких княжествах южной и западной Германии – прежде всего в Баварии. Они сдержали натиск кальвинизма во Франции и удержали эту страну под папской десницей.
Их нетерпимость, сожжение книг протестантских проповедников, дворцовые интриги и подстрекательство черни против "еретиков" вряд ли могут вызвать симпатию, но, в сущности, иезуиты вполне соответствовали своей эпохе – эпохе заговоров, бесчисленных переворотов и вспышек необузданной религиозной ярости. Они лишь превосходили своих соперников и "собратьев по оружию" в мастерстве, организованности и изощренности. И при этом были далеко не всемогущи. Их поддержка Марии Стюарт в борьбе за английский трон привела к трагической гибели претендентки и поражению католицизма. Они подняли ирландцев на восстание против Англии, но восстание это было потоплено в крови. Им не удалось окончательно искоренить либерализм и просветительство во Франции, и это в дальнейшем стало одной из причин их поражения.

 

(Википедия)
У историков нет доказательств причастности иезуитов к главным преступлениям, приписываемым им, – убийству короля Генриха IV Наваррского, Пороховому заговору в Англии и главное – Варфоломеевской ночи. Очень трудно определить, кто стоял за теми или иными событиями в век, когда все были против всех. Французские короли-католики тайно оказывали помощь мятежным голландцам в их борьбе с благочестивым испанским Филиппом II; кардинал Ришелье поддерживал протестантскую Пруссию в ее войне с католической Австрией; кальвинисты и лютеране преследовали инакомыслящие протестантские секты; монашеские ордена в Португалии и итальянских княжествах с азартом заядлых картежников соревновались между собой в низвержении королей и организации смут.
Известно, что иезуиты не доверяли Генриху IV, сменившему веру ("Париж стоит обедни"), а сам он изгнал их на несколько лет из страны после покушения на свою жизнь. Вместе с тем в последний период своего правления Генрих более чем кто-либо другой способствовал утверждению Ордена: создал иезуитский колледж во Франции, канонизировал Лойолу, добился возвращения иезуитов в своенравную Венецию и сделал "професса" своим исповедником. Протестанты утверждают, что Франсуа Равальяк, убивший Генриха, – иезуит. Католики доказывают, что Равальяк – наемник гугенотов. Кто за ним стоял на самом деле, мы уже вряд ли когда-нибудь узнаем...
То же самое можно сказать об одном из самых жестоких преступлений того времени – Варфоломеевской ночи. Иезуиты служили капелланами во французской армии и состояли исповедниками при наиболее знатных и могущественных аристократах-католиках. Но эти факты сами по себе – еще не доказательство их непосредственной ответственности за резню. Тем более что сохранились свидетельства гугенотов, нашедших спасение в домах иезуитских священников.
Так или иначе, католическая церковь удержалась главным образом благодаря Обществу. Это не помешало ей, однако, спустя столетие перейти на сторону его врагов. В XVIII веке иезуиты стали не опорой, но помехой Святому престолу. Их рвение и чрезмерная активность грозили разрушить хрупкий статус-кво, сложившийся в Европе после Тридцатилетней войны и закрепленный Вестфальским миром – католики на Юге, протестанты на Севере. Новое "выяснение отношений" с бурно развивавшимися Голландией и Англией, воинственным шведским королевством и напористой Пруссией могло дорого обойтись ослабленному и страдавшему от внутренних смут югу.
Но не только и не столько политические соображения заставили пап-скую курию изменить отношение к еще недавно возлюбленному детищу. Куда большее раздражение вызывало другое: странное, если не сказать, еретическое отношение Общества к "святая святых" – церковной догме и ритуалу.

 

 

Миссионерская деятельность иезуитов в языческом мире была столь же блистательной, как контрреформация в Европе. Трудно найти такую точку в мире, где иезуиты не основали бы свою миссию. Они действовали в Абиссинии, Конго, Южной Африке, Латинской Америке и на Дальнем Востоке. В начале XVII века они достигли Черного моря и стали обращать в христианство крымских татар. Спустя двадцать лет они открыли представительство в китайском Тонкине и через два года появились в центральных районах Тибета. Они обосновались в Стране Восходящего Солнца, практически не имевшей контактов с европейской цивилизацией, а через полвека христианская община Японии насчитывала почти триста тысяч человек. Более того, иезуитам удалось сделать невозможное: проникнуть в сердце мусульманского мира. К началу XVIII века христианство приняли около 400 тысяч персов.
Секрет успеха иезуитов заключался в умелом психологическом воздействии. Проповедники Общества не пытались, как это делали другие миссионеры, перенести на иную и совершенно неподготовленную для этого почву весь громоздкий комплекс догматических построений католицизма и его обрядность. Они не убеждали "язычников" отказаться от старой веры и принять новую – чуждую и непонятную. Вместо этого они столь искусно и умело вплетали христианские представления в местные верования и мифоло-гию, что огнепоклонники, индуисты и буддисты зачастую даже не подозревали о своем переходе в другую религию. Новообращенным казалось, что они не изменяют традициям праотцев, а лишь наполняют их новым пониманием. Когда же правда проступала наружу, пути назад уже не было – прозелиты оказывались во власти христианского учения.
Чтобы добиться результата, иезуиты не жалели терпения и сил. Они приходили в отдаленные селения под видом пилигримов или исследователей, селились там, изучали привычки, обычаи и пристрастия местных жителей, завоевывали их доверие, проникались их поверьями и даже суевериями настолько, что становились частью окружающего их мира. И лишь потом приступали к миссионерству. Иногда эта мимикрия принимала анекдотический характер. Иезуит Роберто де Нобиле, например, прожив около десятка лет в Индии, объявил себя брахманом. И не только объявил, но и начал вести жизнь брахмана, утверждая кастовое расслоение, обычай самосожжения вдов и другие обряды, представлявшиеся дикими любому христианину. В конечном счете взбешенный святотатством де Нобиле папа Бенедикт IV запретил его деятельность.
Необыкновенная изощренность сопутствовала всей деятельности иезуитов. Они умудрялись соединять несоединимое, черное выдавать за белое, низменное – за святое, христианское – за языческое. Слово "иезуит" стало синонимом коварства и доведенной до совершенства казуистики. Но система работала – и работала исключительно эффективно.

 

"Мы не отвергали местные ритуалы, так как считали их частью традиции, менять которую было трудно и не нужно. Суть инкультурации состояла в том, чтобы, сохраняя оболочку внешней обрядности, наполнить ее христианской верой. Ватикан же видел в этом идолопоклонство и отступление от христианства. Там полагали, что миссионерство предусматривает утверждение всех атрибутов церковной жизни – литургию, культуру, церковную архитектуру. И осуждали скрытую христианизацию, которую мы проводили в Китае, Японии, Индии и других странах", – объясняет Морено.
По его словам, иезуиты были настолько уверены в себе, что не боялись "заразиться" ересью и не ставили перед собой жестких запретов. На юге Индии они использовали для миссионерской деятельности несторианскую церковь. Несториане, не признававшие божественную природу Христа, были одной из первых еретических сект. Они укрылись от преследований единоверцев в Индии, Средней Азии и Китае и на протяжении почти полутора тысячелетий бок о бок сосуществовали с местными народами. Сосуществование это было гармоничным, ибо индуисты и буддисты никогда не были склонны к религиозным гонениям иноверцев и даже перенимали представления и образ мысли несториан. Иезуиты увидели в особом положении не-сторианской церкви лазейку для утверждения своего влияния. "Мы рассматривали несториан не как еретиков, но как часть христианского мира. Мы были готовы к тому, чтобы они сохранили свои песнопения и свои традиции, но пытались изменить их представления и через них наладить диалог с индусами. Этот подход тоже вызвал большие споры", – говорит Морено.
В джунглях Южной Америки иезуиты собирали в крупные поселения разрозненные группы отсталых индейских племен и занимались их просвещением. Все это сопровождалось, естественно, обращением в христианство, но – на уровне общих представлений. Индейцы, говорит Морено, не были готовы воспринять даже единобожие, а тем более – сложные христианские постулаты. "Это была колоссальная работа. Индейцы учились вести оседлый образ жизни, они приобщались к западной цивилизации и христианству через искусство и знания. За несколько десятков лет они добились потрясающих успехов. Но испанское правительство выступило против проекта из-за страха, что индейцы превратятся в организованную силу. Поселения были разрушены, а индейцы вернулись в джунгли. Это было трагедией".

 

(Evan Prodromou on en.wikipedia)
Эксперименты иезуитов вызывали все большее раздражение у Святого престола. Между тем давление на Орден возрастало. Доминиканцы и францисканцы, с одной стороны, и либералы – с другой требовали роспуска Общества и расследования его деятельности. Для первых иезуиты были отступниками и удачливыми соперниками, коварно втеревшимися в доверие к Ватикану. Для вторых – оплотом реакции и воплощением бездушной механистичности. Зловещие истории о мистических церемониях и нечестивых обрядах иезуитов соседствовали с салонными анекдотами о мрачных монахах, подглядывавших в замочные скважины будуаров. Карикатуры на иезуитов переполняли светские издания во Франции, Паскаль в "Письмах провинциала" высмеивал их набожность и рвение, на заморских территориях доминиканцы подстрекали местное население против Ордена. Католические монархи, обязанные Обществу своей властью, были слишком слабы, чтобы защитить его.
Враждебность идеологическая дополнялась экономическими соображениями. Как тамплиеров в свое время, иезуитов подозревали в обладании невидимыми сокровищами. Португальское правительство было уверено, что индейские поселения Орден основывает как прикрытие для разработки золотых приисков. Завершившиеся банкротством денежные операции отца Лавалетта в заморских колониях Франции вызвали ярость парламента и народное негодование. Французы были уверены, что средства казны Орден растрачивает на свои цели, и не исключено, что это, по крайней мере отчасти, соответствовало действительности. Образ иезуита повсеместно вызывал страх, смешанный с завистью и отвращением.
В 1759 году иезуиты были изгнаны из Португалии, спустя шесть лет – из Франции, затем – из Испании и итальянских княжеств. По иронии судьбы Орден был упразднен во всех европейских странах, кроме трех – тех, что были его самыми последовательными и непримиримыми врагами: православной России, лютеранской Пруссии и Англии. Противники Ватикана не упустили возможности продемонстрировать свое отношение к папским запретам.
Падение ордена Игнатия Лойолы оказалось столь же стремительным, как и взлет. И хотя после французской революции и наполеоновских войн по распоряжению Ватикана Орден был возрожден, дабы противостоять нараставшему неверию и свободомыслию, он уже являл лишь бледную тень самого себя.

 

 

XX век нанес сокрушительный удар по влиянию Общества. На Западе осталось не так уж много мест, где Орден сохранил свои церкви, миссии и колледжи. Даже на родине Общества, в Испании, большинство иезуитов – старики. Лишь в глубинке США и Канады с высокой концентрацией католического населения можно встретить тех, кто все еще верит в идеалы Лойолы. Но и здесь люди все чаще предпочитают интернет и свободную любовь молитвам и медитациям.
Морено считает это закономерным. Не только иезуиты – католицизм в целом переживает тяжелейший кризис, говорит он. Мир в последние десятилетия пришел в движение, движение это нарастает и все сильнее размывает устойчивый порядок вещей, существовавший на протяжении столетий. Его собственный опыт на Святой Земле – подтверждение тому.
"Помимо однородной католической арабской общины, сохранившейся еще с византийского периода, здесь образовалась большая и разношерстная группа католиков-иммигрантов из Латинской Америки, Филиппин, Африки и бывшего Советского Союза. Проблема всех этих людей в том, что они не могут, а иногда и боятся открыто демонстрировать свое вероисповедание. Многие принадлежат к католической церкви лишь формально. Они, возможно, и не прочь были бы возродить религиозные обычаи, но у них нет даже церкви, где они могли бы молиться. С нашей точки зрения это слабые католики – и в религиозном, и в социальном плане. Я пытался создать специальный орган, который занимался бы их проблемами".
Попытка Морено оказалась безуспешной. Патриарх римско-католической церкви отнесся к предложениям Морено открыть новые приходы весьма настороженно. "Он – араб и дал мне понять, что его священники не будут заниматься иммигрантами. В Ватикане не готовы вкладывать средства в новые проекты. Там опасаются реакции Израиля, подозревающего христиан в миссионерстве".
Но тревога Израиля необоснованна, убежден Морено. "Можно понять чувства евреев по отношению к христианам. Я и сам полагаю, что христианство было истинным лишь недолгое время после Иисуса. Превращение церкви в аппарат подавления извратило суть проповедей Христа. Но сегодня ведущие христианские конфессии уже не пытаются обратить евреев в свою веру".
Опасность, угрожающая современному еврейству вообще и Израилю в частности, – та же, с которой сталкивается и христианский мир. Мы вступили в новую эпоху, считает Морено, когда различия между традиционными религиями сглаживаются, но одновременно нарастает конфликт богооткровенных учений с материалистическим и потребительским миром. Люди все больше зависят от виртуального информационного пространства. Спасаясь от одиночества в поисках духовности, они попадают в руки сект, примитивных идеологий и псевдомистиков, которые стремятся выпотрошить их карманы и души. Поскольку современный человек разочарован в прежних религиях и ищет новых откровений и новых пророков, у манипуляторов сознанием всегда будет больше средств и возможностей для достижения цели.
Значит ли это, что силам добра придется создать свой "corps d'elite"? Хуану Мануэлю Мартину Морено эта идея кажется забавной, не более того. Ксенофобия и пестование религиозной исключительности разрушительны, говорит он. История его родной Испании – свидетельство этому. Люди должны принять вызов нового времени, но это невозможно сделать, постоянно оглядываясь назад.
"Любое явление имеет обратную сторону. Эпоха, в которую мы жи-вем, лишила человека прежней определенности, но предоставила ему уникальную свободу выбора. Прежде религиозность была нормой, данью времени, стадным чувством. Теперь она – результат собственных исканий души. И потому тем больше ее ценность", – убежден Морено.